Нежданно-негаданно в последние дни в лидеры по числу сообщений в СМИ и обсуждений в Рунете, оттеснив на задний план многие важные события политики и экономики, выбилась свадьба 17-летней Луизы Гойлабиевой и начальника Ножай-Юртовского РОВД Чеченской Республики Нажуда Гучигова. Как написал – то ли с возмущением, то ли с гордостью – на своей странице в Instagram глава Чечни Рамзан Кадыров, «отжегший лезгинку» на их свадьбе, «по официальным данным, количество СМИ, проявляющих интерес к свадьбе, превысило полторы тысячи, были звонки даже из Австралии и Монако».
Несколько обсуждений темы завязалось и в абхазском сегменте соцсетей. Самым бурным и продолжительным из тех, что попались мне на глаза, было обсуждение поста парламентария, Героя Абхазии и блогера Аслана Кобахия, который весьма отрицательно отнесся к данному событию: «На дворе XXI век… Неужели этому мужику нельзя было объяснить, что так грубо нарушать законы природы нельзя?» Не все откликнувшиеся, среди которых были и северокавказцы, согласились с его подходом. Впрочем, в истории Луизы и Нажуда и их состоявшейся 16 мая свадьбы смешалось многое; и разница в возрасте в ней, конечно, не самое главное. Тут и серьезные сомнения в том, что 17-летняя выпускница школы пошла на этот шаг по доброй воле, и то обстоятельство, что у главного полицейского района уже есть жена, старшая, и обвинения в его адрес, что он оказывал, как говорится, административное давление на Луизу (второе имя – Хеда) и ее родных… «Новая газета» преподнесла произошедшее как историю о беспределе власти и дикости нравов, а известный российский телеведущий Максим Шевченко, наоборот, вступился за Нажуда и увидел здесь ситуацию, когда пресса бесцеремонно вторгается в мир человеческих чувств, тем более, когда при этом лезут в чужой монастырь со своим уставом.
Сразу скажу, что я не собираюсь вставлять свои «пять копеек» в споры об этой «истории любви» или «истории насилия над личностью». Не только и не столько из-за того, что в информации о ней много противоречивого (скажем, сперва писали о женихе как о 57-летнем, потом стали фигурировать цифры 47 и даже 46 лет). Главное – не считаю себя вправе судить о взаимоотношениях людей, которых не знаю, внутренний мир которых мне не ведом. И очень не хочу походить на тех интернет-полемистов, которые, явно не обладая большей информацией, чем моя, тем не менее поспешили взять на вооружение одну из схем и с пеной у рта бросились ее отстаивать.
Но мое внимание привлекли параллели, которые возникли у интернет-полемистов между ситуациями в данной сфере в абхазском и чеченском обществах. И вспомнилось, как в августе 1993 года газета «Республика Абхазия», которая тогда выходила в Гудауте и в которой я работал, напечатала статью, призывавшую ввести в Абхазии двоеженство. Это была серьезная, выношенная, с многочисленными историческими и этнографическими экскурсами публикация ныне покойной преподавательницы Абхазского госуниверситета. Автор увидела в этой традиции, распространенной во многих мусульманских обществах, в частности в Чечне, выход их тяжелого демографического положения, в котором находятся абхазы, включая сюда и потери молодого мужского населения в ходе войны. У читателей газеты, подуставших от военной тематики, статья вызвала немалый интерес, вскоре была опубликована подборка откликов. Чеченские добровольцы, воевавшие в Абхазии, поддержали эту инициативу, а вот депутат и ученый Олег Дамения, помнится, высказал мнение, что это противоречит традициям абхазского общества. И действительно, у нас это так и не прижилось, хотя даже Владислав Ардзинба вскоре после войны сказал как-то в телевыступлении: надо бы ввести у нас двоеженство. Кто хотел, воспринял это как шутку, кто хотел – всерьез. Загсы, конечно, не собирались регистрировать браки мужчин с двумя женщинами, как и никто и не собирался давать им такое указание, но регистрация в загсе никогда, собственно, не имела у абхазов большого значения.
В единичных случаях, как исключение, двоеженство у абхазов встречалось с давних времен и встречается по сию пору, но это связано отнюдь не религиозными установками, а с конкретной жизненной ситуацией. В 1995 году мне довелось побывать в семье Ласария (кстати, христианской) в селе Дурипш, рассказ о чем был помещен затем, в частности, в российском журнале «Человек и закон». Старшая жена хозяина дома после рождения дочери и перенесенных осложнений не могла больше иметь детей, а ее свекровь очень ждала наследника, внука. И настояла на том, чтобы сын взял вторую жену – тоже 17-летнюю выпускницу школы. Не сказать, чтобы старшая жена встретила это с энтузиазмом, она порывалась уйти, но ее уговорили, вернули – ведь ей и уходить-то, сироте, было некуда. Молодая жена родила хозяину дома четверых детей, в том числе мальчиков… Несколько лет назад я вновь заезжал в этот дом и узнал, что его обитатели живут и здравствуют.
Теперь о большой разнице в возрасте. Собственно, никого в мире этим особо не удивишь. На слуху, конечно, имена так называемых звезд: Дмитрий Дибров старше своей нынешней жены на 29 лет, Олег Табаков – на 30, Андрей Кончаловский – на 36, Вуди Аллен – на 38. Но и последнего «обошел на повороте» Барри Алибасов – на 40 лет. Бывает и наоборот, как у Пугачевой с Галкиным, когда жена старше мужа на 27 лет. Нетрудно заметить, что тут решающую роль играет статус избранника, который и привлекал более молодых супругов.
Аслан Кобахия, включившись в интернет-дискуссию, которую начал, пишет: «Сказать, что у нас, у абхазов, такие браки не имели место быть, значит, сказать неправду. У меня самого, по рассказам старших, отец родился, когда деду было под 80 лет, а бабушке под 50. Это все имело место быть в первой половине XX века, когда наш народ снова возрождался после ужасающего махаджирства».
Однако, на мой взгляд, подобные браки, выбивающиеся из общепринятого, встречаются во все времена, просто слишком уж разнообразна жизнь и разнообразны человеческие характеры и судьбы. Мой прадед Платон Зантария, проживавший в селе Тамыш в конце XIX века, отправился забирать невесту Карамсаду Агумаа из соседнего села Араду, из семьи, которая перед этим вернулась из махаджирства. В кавалькаде всадников, которые его сопровождали, отсутствовал его близкий друг Антон Шария (им было лет по двадцать). Что-то ему помешало поехать, и он очень потом переживал из-за этого. А на свадьбе друга был виночерпием. И кто-то на этой свадьбе ему сказал: «Ничего, родится у молодых дочь – и ты на ней женишься». Так оно и вышло лет через двадцать. Первенцем у Антона Шария и Камы Зантария был мой отец. И ему тоже было под сорок, когда я родился…
Ничего, конечно, хорошего в «неравных браках» нет (единственно, медики утверждают, что у слишком молодых отцов дети чаще подвержены болезням, и это совпадает с наблюдениями абхазских стариков). И ни одного вменяемого человека не надо убеждать в том, что лучше, когда жениху и невесте, скажем, 25 и 20, или 30 и 25… Ну, а если жизнь сложилась иначе? Иногда мне хочется спросить у «осуждающих»: посмотрите в глаза детишек, которые родились в «неравных браках», вам что, стало бы легче, если бы их не было? Конечно, если «неравный брак» был основан на насилии над личностью, на психологическом давлении на нее, это однозначно неприемлемо. Но если это не так, тогда и ваши поучения на тему, «как должно быть», представляются в какой-то мере насилием над сознанием людей.
Виталий Шария
